Она поднялась из подвала, неся зловонную собачью миску, и навострила уши. На шее у нее висел ключ на шнурке. Ждала. Прислушивалась. Кристофер затаил дыхание.

Шептунья меня…

Шептунья меня… не видит.

Она выжидала. Искала ушами. Через пару минут убедилась, что все в порядке. И на глазах у Кристофера швырнула собачью миску в раковину, где плескалась зловонная вода. Миска запрыгала с жутким лязгом.

– Что это было? – насторожилась мать Кристофера.

– Дом все еще оседает, – сказала Джилл.

Они продолжили разговор, не подозревая, что творится у них под носом. Шептунья устроилась рядом с Джилл, пока та насыпала сахар себе в кофе. Тронула ее за руку. Джилл тут же начала чесаться.

– Ох уж эти холода! Кожа в ужасном состоянии, – сказала она.

– Это точно. Сколько ни увлажняй.

Шептунья смотрела в упор на мать Кристофера. Начала медленно к ней приближаться. Кристофер хотел закричать: «МАМА, УХОДИ! ПРОШУ ТЕБЯ!», но понимал, что эта сцена может оказаться ловушкой. Поэтому, оставаясь на воображаемой стороне, он молча взял мать за руку. Закрыл глаза и как можно громче подумал:

Мама. Уходи отсюда. Сейчас же.

У него на лбу выступила испарина. На улице усиливался ветер. Шептунья на миг подняла голову. Почуяла перемены, но не знала, в чем они заключаются.

МАМА. УХОДИ ОТСЮДА. СЕЙЧАС ЖЕ.

У Кристофера начал плавиться мозг. Пальцы таяли, как свечки на торте.

Шептунья ударила его мать по правой руке, держащей чашку с горячим кофе. Мать Кристофера ни с того ни с сего опрокинула чашку на себя.

– Ай! – вскрикнула она.

– Обожглись? – забеспокоилась Джилл и схватила полотенце.

Мать Кристофера подошла к раковине и подставила руку под струю холодной воды.

– Дайте-ка я посмотрю. Ох, нужна аптечка, – сказала Джилл.

Шептунья, стоя посреди кухни, ожидала, какая будет реакция. Кристофер молчал. Он только прошел к раковине в ногу с Джилл, чтобы замаскировать стук своих шагов. Прямо под ледяной струей взял мать за руку и, закрыв глаза, подумал как можно громче:

МАМА! УХОДИ ОТСЮДА! СЕЙЧАС ЖЕ!

Мать Кристофера ни с того ни с сего посмотрела на часы.

– Боже, неужели прошло столько времени? – забеспокоилась она.

– Погодите, я наложу повязку, – сказала Джилл.

– Не стоит, уже все прошло. Спасибо вам. Сбегаю потороплю мистера Олсона, мне нужно встретить сына, когда придет школьный автобус.

Мать Кристофера собралась уходить, а Кристофер задыхался, обливаясь потом. Джилл вышла за матерью Кристофера в прихожую.

– Заходите как-нибудь с сыном, поужинаем вместе.

– С удовольствием, – ответила мать Кристофера и прокричала, подойдя к лестнице:

– Мистер Олсон! Не хочу вам мешать, но нам пора. Мой сын скоро вернется из школы.

Кристофер наблюдал, как Эмброуз спускается по ступенькам, неся с собой бейсбольную перчатку. Его брат Дэвид шел за ним, играя в «классики» с его тенью.

– ДЭВИД! ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ?! – завопила шептунья.

Дэвид не ответил и в страхе бросился обратно наверх. Кристофер молча смотрел, как мать с Эмброузом благодарят Джилл и выходят из дома. Идут к машине. Подальше от шептуньи. Подальше от опасности.

С чашкой чая в руках Джилл вернулась в кухню. Шептунья – за ней. Нельзя было терять ни секунды. Кристофер тихо, как мышонок, прокрался к двери, ведущей в подвал, и быстро проскользнул туда. За дверью Джилл говорила:

– Кларк, по пути домой купи, пожалуйста, ланакан. У меня какая-то аллергия. Вся чешусь. Ты позвонил в санитарную службу? В подвале до сих пор воняет непонятно чем.

В подвале было темно. Кристофер стоял в начале длинной лестницы. Прищурился, но разглядеть, что там внизу, не смог. И услышать ничего не смог. Но там находилось нечто жуткое, он это понял.

По запаху.

Запах тухлятины висел повсюду, смешанный с запахом кожаной бейсбольной перчатки и, как можно было подумать, многолетних неудачных состязаний на дальность попадания в писсуар. Шептунья поднялась отсюда с полной собачьей миской тухлятины. Для кого же она предназначалась – для пленника?

Или для животного.

Снизу донесся лязг цепей. Кристофер оглядел лестницу. Без подступенников. Так даже легче его схватить.

– Ты здесь? – шепотом позвал он.

Молчание. Но Кристофер на это не купился. Что-то было не так. Он чуял это нутром. Попытавшись сделать шажок, чтобы лучше присмотреться, он едва не поскользнулся. Подошвы носков промокли. Посмотрел…

Кровь.

Кровавый след водопадом сбегал вниз. К горлу подступила дурнота, но Кристофер сдержался. Хотел убежать, но почувствовал, что шептунья на кухне уже преградила ему путь.

Оставалась только одна дорога – вниз.

Кристофер начал осторожно спускаться. В темноту. Деревянные ступеньки поскрипывали у него под ногами. Он поскользнулся и чуть не упал, но вовремя ухватился за перила. Еще шаг. Послышалось учащенное дыхание. Он скосил глаза, пытаясь хоть что-нибудь увидеть. Но не различил даже контуров. Только темнота. И этот смрад. Гниль и медь. С каждым шагом дышать становилось все труднее.

Кристофер добрался до самого низа.

Ступил на холодный бетонный пол. Протянул руку к выключателю. Но выключатель оказался сломан. Вроде бы в углу кто-то дышал. Пока глаза не привыкли к темноте, Кристофер шел ощупью. Сделал еще один шаг наугад.

И споткнулся о тело.

Это был славный человек. Скованный по рукам и ногам. В луже крови с запахом ржавчины.

– Ау? – шепотом позвал Кристофер.

Славный человек не шелохнулся. Кристофер порыскал в темноте. Нашел у стены два ведра. Первое служило отхожим местом. Во втором оказалась чистая вода, в которой плавал старый ковш. Кристофер взял ковшик. Придержал голову славного человека. Погрузил ковш в ведро до самого дна и, зачерпнув прохладной воды, поднес к его потрескавшимся губам, чтобы напоить. Но славный человек лежал без движения.

Славный человек…

Славный человек… умирает.

По наитию Кристофер протянул руки и наложил их на раны славного человека. Закрыл глаза. Голова тут же разболелась, жар потек со лба к кончикам пальцев. Кристофер почувствовал на лице кровь – она попала ему на губы. На вкус ржавая, как медная труба. Это была кровь славного человека. Жар усилился настолько, что Кристоферу пришлось убрать руки. Он хотел зачерпнуть еще воды, чтобы промыть раны. Но ран уже не осталось. Только здоровая, неповрежденная кожа.

И тут славный человек сгреб его в охапку.